Виктор Баранец - Армия и Ельцин [Главы из книги "Рыцари и негодяи"]

И все же идеи учения чу-чхе (опора на собственные силы) все больше овладевали умами моих сослуживцев. Левые приработки — что-то вроде спасательного круга в бурном океане российского рынка.

Однако иные, даже самые умные полковники, имеющие красный диплом академии Генштаба, были совершенно беспомощными в применении идей чу-чхе для выхода из финансового кризиса. У одних было слишком мало практической сноровки, у других — слишком много совести. Они иногда пытались найти свой выход из положения. Вот кто-то опять подает идею о забастовке. Но бастовать нам запрещено. Отметается. Хочешь бастовать надевай гражданку и иди к Белому дому устраивать пикеты вместе с зависимыми и независимыми военными профсоюзами. Можешь вволю наораться, но денег в финчасти от этого не прибавится.

Мой сослуживец притащил из управления кадров стандартный лист контракта и пытается найти там графу с обязательствами Минобороны своевременно выплачивать денежное содержание тому, кто подписал с ним договор.

— Пойди и вытри этим контрактом задницу! — советует товарищ въедливому правдоискателю.

Денег офицерам Минобороны и Генштаба не платят уже четвертую неделю. Некоторые начальники даже стесняются давать подчиненным задания, зная, что могут нарваться на неприятные комментарии.

И тем не менее наш "мозговой трест" день и ночь пашет во всю мощь. Чем хуже становится положение дел в армии, тем напряженнее работа. Сюда, в кабинеты и оперативные службы нашего "Пентагона", по сотням, тысячам не видимых миру каналов стекается военная информация, которую надо принять, осмыслить, выработать единственно верное решение и выдать его в войска. Сбежал из части солдат с автоматом… Застрелился офицер… Нет горючего для выхода подлодки на боевое дежурство… Из-за нехватки денег заморожено строительство жилого городка… Нечем прикрыть огромный кусок воздушной границы… Сразу пятьдесят молодых офицеров подали рапорты с просьбой об увольнении… Иностранная подлодка нагло пасется в наших терводах… Натовцы проводят инвентаризацию чешских и польских аэродромов… В учебном центре под Стамбулом появились новые эмиссары из Чечни…

Все задачи — неотложные. Если кто-то по неопытности спросит у начальника, к какому сроку надо выполнить задание, получит фирменный ответ: "Ко вчера!" Здесь никто не работает по восемь часов в сутки. Здесь люди работают столько, сколько нужно. Очень многие уже давно забыли, что такое "нерабочий день". Если ты хоть раз не спал на своем рабочем столе или на поставленных "коробочкой" стульях под шинелью, провонявшей сигаретным дымом, — ты здесь не "свой".

После бессонной ночи полковник Генштаба с чувством выполненного долга, с отупевшей головой и воспаленными белками глаз выпадает на Новый Арбат. Он спит на ходу и потому слегка задевает плечом кого-то из прохожих. И слышит:

— Пьянь беспробудная!

Зря ты так, тетя. Сейчас полковник абсолютно трезв. А если и выглядит захмелевшим, то это от счастья служить родине в кредит.

Но даже если нам не будут платить годами, деньги на бутылку всегда найдутся. Ставят отличники чу-чхе.

С треском свинчивается золоченая голова "Распутина". Нежно булькает в граненый стакан "огненная вода". Кто-то запевает: "На свете нету лучше красоты, чем красота граненого стакана!" Эти приятные слуху многих мужиков звуки вдруг заглушает знакомый вой сирены — опять под нашими окнами какая-то шишка торопится в Кремль.

Мой товарищ подходит к окну с пустой бутылкой и замахивается на мчащиеся кремлевские тачки. Водочные капли падают ему на погон.

— Ты похож на Сережку Тюленина, — говорит один из нас, похрустывая маринованным болгарским огурчиком. — Помнишь, как он забросал немецкую комендатуру бутылками с зажигательной смесью?..

Отставной полковник Петрович всегда умел после первого же стакана придать нашим застольям глубоко философский и актуальный характер.

— Только русский офицер любит родину бесплатно, — говорит он.

Что будет дальше, я уже знаю. После того как мы в очередной раз отмутузим родное правительство за невыполнение военного бюджета, погадаем об очередной отставке Грачева, отчихвостим козыревский МИД за невнятную позицию в отношении НАТО и договора СНВ-2, обменяемся новыми данными о происках иностранных спецслужб против России, разговор так или иначе выйдет на президента. На этот раз офицерский диспут принял все же неожиданный характер.

С заседания земельной комиссии центрального аппарата Минобороны возвратился наш представитель. Полковник сообщил, что наше управление снова "в пролете" — ни одного участка земли не выделили. А в очереди человек двадцать. Причем почти все прослужили в армии больше двадцати лет и, согласно указу президента, некогда с огромным восторгом встреченному личным составом МО и ГШ, имели право на клочок земли в Подмосковье. Не получили своих законных земельных наделов даже многие из тех, кто отбарабанил тридцать и больше лет. А ведь наши офицеры знали: после сокращения многих частей под столицей земли высвободилось столько, что хватило бы на два Министерства обороны. Но со времени издания ельцинского указа минуло более трех лет, а нам говорят: "Ждите".

Кто виноват? Знамо дело — президент. Указ издал, а выполнения не добился. Пошло-поехало. Петрович старше и мудрее всех. Он стучит вилкой по столу и говорит:

— А при чем здесь Ельцин?

Все дружно замолкают. Остановив атаку, Петрович решительно переходит в наступление:

— Вы что, хотите, чтобы Верховный главнокомандующий ваш земельный список контролировал или колышки в землю вбивал?

Кто-то с плохой дикцией замечает:

— Петрович, ты что… эдвакат?

Явно не Цицерона тут же поддерживают два контратакующих полковника:

— А почему у некоторых наших генералов по нескольку участков земли?

— Четыре продал — на пятом хоромы построил! Положено десять соток — выделили по двадцать! Поехали, если хочешь, я сам покажу!

Безземельные правдоискатели расходятся злые и возбужденные.

У входа в Министерство обороны (со стороны кинотеатра "Художественный") топчется на морозе группа телевизионщиков — проводят опрос: "За кого вы будете голосовать?" Офицеры при виде телекамеры ведут себя по-разному: одни отворачиваются и проходят мимо, другие решаются отвечать. Только ведь надо быть слишком рисковым, чтобы в этой ситуации на вопрос: "Вы будете голосовать за Ельцина?" — ответить в камеру: "Нет". И все же таковые находятся.

…Мне вспоминается июнь 1991 года. Кинотеатр "Октябрь". Встреча с кандидатом в президенты России Борисом Ельциным. Многотысячная толпа, полный аншлаг. Если бы в тот день для встречи был выделен стотысячный стадион в Лужниках, и там не хватило бы мест. Мне повезло — я даже сидел. На грязном, затоптанном тысячами ног ковре. И смотрел на Ельцина, как смотрели, наверное, в свое время инфантильные и восторженные курсистки Санкт-Петербурга на Блока и Есенина.

Ему почти не давали говорить. Что ни слово — взрыв аплодисментов. Одному (единственному) из присутствующих, генералу, дали слово. Он встал и сказал:

— Борис Николаевич, я бы хотел проинформировать вас и моих соотечественников, что в армии есть демократически настроенные офицеры, генералы, солдаты, сержанты и прапорщики. Они имеют честь служить вместе с вами на благо нашего Отечества и любимого нашего народа. Мы обращаемся ко всем военнослужащим армии и флота, к их семьям, близким и друзьям — на выборах действовать не по приказу и инструкции, а по долгу совести. Мы считаем, что человеку, которому была уготована политическая смерть, удастся возродить наше Отечество, его величие и славу.

Если бы во время этой "молитвы" начальник кафедры партийно-политической работы Военно-политической академии имени В.И. Ленина генерал Владимир Дудник стоял перед Ельциным на коленях, зал принял бы это как совершенно естественное действо.

Прошло пять лет, и тот же генерал Дудник уже не "молился" на своего идола, а метал в него громы и молнии:

— Сегодня ясно, что Ельцину не удалось возродить величие и славу Отечества. Вместо обещанной демократии мы получили болтовню о ней. Вместо благосостояния — обнищание и без того нищих, вместо просвещения — государственную ложь без меры и конца. Вместо славы и величия национальный позор. Вместо обещанной военной реформы — бесконечную и бесславную войну, новых вдов, новую кровь и бесчисленные слезы… Скажем ему спасибо за то, что он сделал в начале пути к демократии, и попросим: освободите дорогу другим.

Дудник не одинок. Дудников у нас миллионы.

Когда мы избирали Ельцина в первый раз президентом, я бегал с переносной урночкой по квартирам, где лежали на "утках" неподвижные седоволосые старики, и радовался каждому бюллетеню, опускаемому в ящик.